Лесной демон засопел, припал зубастым рылом к почве. И устремился в лощину, принюхиваясь к корням и земле. Терн знал, что демон может выудить его из-под тележки или отшвырнуть ее прочь, но понадеялся, что успеет выскочить с другой стороны и добежать до дерева. Он выждал, и вот рыло придвинулось, оказалось всего в нескольких дюймах.

И вдруг демон выдал чудовищный чих, обнажив перед носом Терна ряды острых янтарных зубов. Разинул пасть, потом захлопнул. Терн вылетел из укрытия, но демон давился и кашлял, а потому последовал за ним не сразу.

«Свиной корень», – сообразил Терн.

У дерева к нему бросился маленький, не больше енота, огненный демон, но Терн не побежал. Он подождал, пока тот приблизится, и замахал руками, одновременно встряхивая одежду. Вонь от свиного корня, повисшая облаком, не заглушилась даже едучей гарью, которой полнилась ночь. Демона скрутило, словно он собрался блевать, и Терн отвесил ему пинка. Тварь распростерлась на земле, а Терн снялся с места. Подпрыгнул, ухватился за нижнюю ветвь и забросил свое тело в густую листву златодрева, пока подземник не опомнился.

Затем оглянулся и увидел пламя, пылавшее в окнах дома, как в очаге. Его языки лизали стены, подбираясь к крыше.

Очаг.

Жар ощущался даже здесь, и каждый вдох обжигал легкие, а воздух загустел от дыма и пепла, но Терн похолодел. Нога дрогнула, и ей стало тепло: это избавился от той малости, что в нем оставалась, мочевой пузырь. В голове зазвучала мамина песенка:

Сколько раз он разводил огонь? На ночь, когда очаг догорал, отец всегда перекрывал дымоход заслонкой. А утром надо было ее выдвинуть…

– Иначе дом наполнится дымом, – прошептал он.

Минутой раньше Терн казался себе храбрецом, но теперь счел иначе. «Смелость – это когда тебе страшно, но голова остается на плечах», – сказала мать.

Какая там голова!

Он сунул руку в ямку, где сходились ветви, нащупал свой клад – леденцы, бросил их вниз и всхлипнул.

«Надо было поделиться».

Глава 2

Терновник

Рассвело еще не вполне, но достаточно, чтобы Терн разглядел, как подземники исчезают, а дым – рассеивается. Пламя успело погаснуть, пощадив большую часть дома. Релан не доверял деревянным стенам и выстроил дом из сотен камней, доставленных с поселковой свалки.

«Только дурак, – сказал отец, – выбросит хорошие камни и построит что-нибудь ветхое».

Вой и визг демонов затихали, воцарялось безмолвие. Терн задержал дыхание, вслушиваясь, и соскользнул со златодрева.

«Ни шагу за дверь, если не получается выйти под солнечный луч», – учила мать, но Терн не мог ждать. Он побежал к дому:

– Мама! Папа! Небо! Солнышко! Крепыш!

Он чуть не добавил: «Силач!» – но натолкнулся на почерневшие останки его головы. Демоны содрали мясо и раскололи череп, чтобы вычерпать содержимое.

Терн взял себя в руки, намочил в дождевой бочке рубаху, повязал ее на лицо и направился к дому. Дым еще густо висел в воздухе, но уже рассеивался. Соломенная крыша исчезла, ставни сорвало, а от входной двери осталось лишь несколько сломанных досок на покореженных петлях.

Под босыми пятками зашуршал теплый пепел, в который превратилось камышовое покрытие. Терн замер, боясь, что на шум выскочит демон, но отогнал страх и пошел дальше.

– Мама? Папа? Кто-нибудь, отзовитесь!

На следующем шаге он во что-то вляпался. Глянув под ноги, Терн всюду увидел кровь. В одних местах она запеклась, как на рашпере, в других еще оставалась влажной и липкой. По общей комнате, где Терн развел огонь, были разбросаны обломки костей и ошметки плоти.

Во всех закутках и углах виднелись кровавые следы демонов, оставленные в жирной саже. Ужас Терна был слишком силен, чтобы хоть попытаться идентифицировать останки, но их хватало на каждого, и даже с избытком.

Скрепленные раствором камни Релана устояли, но тщательно отремонтированная мебель валялась разломанная, как почти все остальное. Терн нашел кое-какую одежду, но еда сгинула напрочь вместе с материнскими травами и приправами. Сохранились только большой стальной кухонный нож и ступка с пестиком. Терн забрал их.

Он закашлялся, и грудь отозвалась колющей болью. Дым стоял слишком густой, и не спасала даже мокрая рубаха, прикрывавшая лицо.

Он уже собрался уйти, но его привлек металл, блеснувший в общей комнате. Среди костей и маслянистого пепла лежало отцовское копье.

Терн поднял его из грязи. Обугленное древко сломалось в руке, но наконечник остался острым и прочным. Рядом нашелся меченый щит Релана. Ремни придется чинить, но кованая бронзовая поверхность засияла, когда Терн смахнул с нее пепел.

Выйдя на крыльцо, Терн убрал с лица рубаху и глубоко вдохнул утренний воздух в тот самый миг, когда перил коснулось солнце. Неужели всего сутки назад он стоял здесь с отцом, скрещивал ноги и мечтал быть единственным ребенком в семье?

«Эверам услышал мою эгоистичную просьбу, – подумал он. – Услышал и послал недрил, чтобы покарать меня ее исполнением».

Вдалеке затрубил большой рог. Народ увидел дым и скоро явится разбираться.

«Они не узнают, – сказал он себе. – Ни то, что я устроил пожар, ни о моем пожелании».

Терн всхлипнул. Какая разница, узнают или нет? Он-то знал. Знал, что это его вина. Все произошло из-за его эгоизма. Глупости. Беспечности.

«Лучше бы я с ними сгорел», – подумал он. Но и в этом была неправда. Его семья погибла с честью. Они пойдут одиноким путем и станут ужинать на Небесах за столом Эверама.

Но Терну отныне заказаны Небеса. Теперь он хаффит.

Послышались крики, болотники приближались. Сейчас свернут за угол и увидят его.

Терн повернулся и побежал в топи.

На болоте полно еды, если знать, где искать. В торфяниках гнездовались птицы, и всюду росли съедобные корни и травы, отлично знакомые сыну травницы. Терн всяко не испытывал особого голода. Несколько грибов и корешков, которые покончили с желудочными коликами, да глоток воды из ручья на ходу. Болото тянулось, сколько хватало глаз, – все пятьдесят миль до большого озера.

Прошли часы, и Терн обнаружил, что бредет к свалке на окраине топи. Он был там бессчетное число раз, приезжая в отцовской мусорной тележке.

Терн всегда обретал в этом месте умиротворение. Кроме его родных, сюда почти никто не заглядывал, и Терну становилось спокойно среди хлама, – по крайней мере, пока солнце стояло высоко. Свалка представляла собой тихое кладбище, забитое остовами телег и никуда не годной мебелью, с горами мусора помельче, высокими и зловонными. Ближе к болоту земля была сырой, мягкой и смрадной даже без всяких отходов.

Возле одной мусорной кучи виднелся дикий свиной корень с высокими и толстыми стеблями, буйно разросшийся в удобренной почве.

«Недрилы нипочем не найдут меня здесь», – подумал Терн. Участок слишком вонял, чтобы его учуяли, и демоны никогда не забредут в заросли свиного корня по чистой случайности.

«Это лучше, чем ночевать в терновнике».

Глава 3

Раген

Раген сделал глубокий вдох. Пахло отчасти его личной вонью, настоявшейся за многодневное странствие без постели и ванны, но амбре пересилил аромат теплой пыльцы, который напомнил об истоках его любви к дороге вестников. В Лактоне стояло лето – мечта и сказка для его земляков в далеком северном Милне. Каменистая почва Милнских гор была скупа на урожай фруктов, но плодородные земли вокруг великого озера родили с лихвой и не терпели убытка.